– Неужели вы считали, что раз мы пошли навстречу господину Брайсу, отпустив вас из тюрьмы, то забыли обо всем?
Ученый, тяжело дыша сел, поправил перекошенный пиджак, посмотрел злобно, с вызовом:
– Помню вас. Вы были в соседней камере, в Гнезде, господин из тайной полиции. Наблюдали за мной?
Как я уже сказал чуть раньше, порой не стоит разубеждать людей в их заблуждениях, особенно если они идут тебе на пользу.
– Мисс Бэрд. Я слышал, что полковник Веллтон и его люди попали в неприятности. Так, значит, это все благодаря вам… удивительная юная леди. Удивительная.
– Что? – не поняла она.
– Давно вы работаете на охранку? – презрительный кивок в мою сторону.
Ее ноздри раздулись от гнева, но ответила она ровно, ставя сумку с котенком на стол:
– Куда меньше, чем вы на Брайса. Прознали, что он мертв, и решили еще раз похитить чужую работу?
– Вы ошибаетесь. Эта работа давно принадлежит мне не меньше, чем Хенстриджу или Брайсу. Прав у меня на нее вполне достаточно.
– Читайте газеты. Уже год права на моторию и все связанные с ней технологии, изобретенные после тысяча девятьсот десятого года, собственность государства, – напомнил я ему. – Серьезное преступление, господин Кражовски. И теперь нет Брайса, который вас защищал.
Он словно оплыл и расползся по креслу, точно медуза на камнях.
– Чего вы хотите?
Я бы хотел, чтобы его не было здесь.
– Посидите спокойно.
– Вы не откроете сейф, замок на питании от мотории, таких в мире всего несколько штук. Потребуются часы, чтобы его взломать.
Мюр протянула мне ключ, и я погрузил черный прямоугольный стержень в ячейку, больше похожую на прорезь копилки для монет. Вспыхнула лампочка на дверной панели, где-то в стене загудел мотор, а затем раздался громкий стук ригелей, словно ударил маленький молот. Я повернул ручку, и дверь мягко открылась.
Пришлось встать на колени, чтобы изучить содержимое. Сперва я вытащил объемистый металлический кейс, занимавший большую часть внутреннего пространства хранилища. Он был невероятно тяжелым, словно в нем лежали золотые слитки, и я напряг руки, чтобы поднять его и положить на стол.
– Вы не из тайной полиции! – внезапно сказал Кражовски. – У вас акцент уроженца Королевства, а иностранцев, даже получивших гражданство Риерты, не берут в эту организацию.
Так. Шок прошел, и его голова стала трезво мыслить.
– Вас это как спасает? – вежливо поинтересовался я. – В ситуации ровным счетом ничего не изменилось. Это тот самый прибор?
– Да, – кисло ответил ученый. – Я советовал Брайсу хранить его в Первом банке, но он куда больше доверял книжному магазину, чем государственному учреждению. Не хотел, чтобы о технологии узнал Мерген.
– Почему?
– Мы с Иоахимом не были друзьями, и он не собирался со мной откровенничать, знаете ли. Я человек, которого обстоятельства вынудили работать на него. – Он попытался встать, но Мюр указала коротким стволом револьвера ему на место. – Как бы то ни было, перед вами лабораторная модель проекта.
Я повернулся за разъяснениями к Мюр, как человеку, куда более близкому к Хенстриджу, чем я.
– «Лабораторная модель проекта» звучит как-то не очень обнадеживающе.
– Это означает, что прибор подтверждает теории и расчеты, которые были проведены на бумаге, но все еще далек до финального образца, – любезно сообщила она мне. – Как… новая модель винтовки, если играть аналогиями. В теории, да и на практике, она стреляет, но мимо мишени и, к примеру, затвор заклинивает. Требуется работа, чтобы все довести до идеала.
– Это разработка Белджи. Он знал, как все сделать, но Белджи мертв. Хенстридж мертв. Теперь и Брайс мертв. – В голосе Кражовски прозвучала злость. – Смерть каждого ученого такого уровня отбрасывает проект назад на годы.
– И сколько потребуется времени, чтобы он, – я похлопал по чемодану, – начал работать в полную силу?
Понимая, что общается с идиотом, помощник Хенстриджа устало повторил:
– Это лабораторная модель проекта. В масштабе… а впрочем, не буду нагружать ваш мозг цифрами. Для того чтобы создать технологию, ту, какой ее задумывал Белджи, требуется мощь целого государства. Финансовые вливания, производство, территория размером со сталелитейный завод и много мотории. Иначе все это так и останется на уровне исследования, научной диссертации и чемоданчика. Потребуется не одно десятилетие. Возможно, результат увидит только следующее поколение.
– Или никто, – сказал я.
– Или никто, – согласился Кражовски. – При худшем из раскладов разработка будет вестись даже еще дольше, чем я рассчитываю. Тогда проект закончат ваши внуки. Или правнуки. Даже если сейчас все уничтожить. Понимаете, любезный господин, не знаю вашего имени, наука имеет такое свойство – развиваться, и идентичные идеи приходят в голову разным людям. Найдется человек, который дойдет до того же, что и Белджи. Это просто вопрос времени, но, по сути, время ничто перед вечностью и технологиями.
Я отвернулся к ящику, доставая из него четыре толстых потрепанных тетради – дневники Хенстриджа.
В дверь постучали. Стук был вежливым, но решительным, и я, бросив бумаги на пол, убрал пистолет за спину.
Сайл вошла мягко и осторожно, точно кошка, заглянувшая на псарню. У нее не было больше прически «фокстрот», волосы оказались длинными, до пят. Такие я видел лишь раз, в трюме «Мандрагоры». Глаза у искирки тоже стали… специфическими. Словно впитали в себя свет обеих лун.
Кражовски также их заметил и сказал: