Тень ингениума - Страница 94

Все вытягивали шеи, желая получше рассмотреть легендарного Хлеста, жестокого убийцу не только сына дукса, но и детей прежнего правителя, шпиона, революционера, террориста, кровожадного маньяка, предателя и прочая, прочая, прочая.

Обвинения звучали вполне правдоподобно, и большинство присутствующих не сомневались в услышанном. Лишь женщина, что стояла слева от меня, ежась от холода, шепнула подруге:

– Не мог он этого сделать. Хлест ведь не такой.

Но, заметив, что я прислушиваюсь к ее тихим словам, замолчала, опустила голову, а затем и вовсе поспешила прочь, увлекая за собой и спутницу. Разумное решение. В толпе должно быть полно тайной полиции, а некоторые вещи лучше не произносить вслух.

Итог был ожидаемый. Приговаривали к смертной казни через утопление. В том числе и Вилли. Остальных имен я не знал. Ни Айана, ни Белфоера среди привезенных арестантов не было. То ли они погибли, то ли их персоны сочли слишком незначительными для показательной экзекуции.

Я не проникся любовью и дружбой к Вилли. Он специфический человек, пускай и не самый плохой. Когда-то он спас одну маленькую девочку, рискнув всем, и я был благодарен ему за это. И пускай мое присутствие на этой площади никак ему не поможет, он даже не догадывается, что я здесь, но я собирался проводить его.

Как солдат солдата.

И, возможно, не только я. Где-то здесь, среди тысяч зрителей, скрывается Мюр. Думаю, он знает об этом и молится сейчас лишь о том, чтобы девчонка не выкинула какую-нибудь глупость. Рядом с приговоренными, на эшафоте, кроме палачей и военных замерли шестеро плакальщиков, внимательно оглядывающих толпу.

Осужденным завязали глаза, затем стянули ноги веревками, и солдаты, подхватив каждого преступника под руки, поволокли к краю помоста, нависающего над Совиным каналом. Там стояли небольшие стальные клетки, прикрепленные цепями к жандармскому катеру. Людей закинули в них, захлопнули двери, повесили замки, а затем раздалась дробь одинокого армейского барабана, сверкнули магниевые вспышки фотографов, поднялись клубы дыма.

Барабан смолк, мотор катера взревел, цепь натянулась и балансировавшие на краю клетки, перевернувшись, рухнули в воду под дружной вздох подавшейся вперед толпы.

Все было кончено.

Через три дня после казни правительство открыло границы, и я мог уехать домой.

В теории.

На практике меня накрыло от последствий частого использования ингениума, что в принципе ожидаемо. Так я черпал способности лишь в то время, когда они у меня появились, и теперь вашего покорного слугу точно по ребристой стиральной доске возили. Как старательная мандаринка возит белье в прачечной, пытаясь избавить его от ужасных кровавых пятен.

Мне было хреновее, чем Юэну, если бы тот выкурил целый вагон серого порошка. Мир взбесился. Вкусы перемешались не только с цветами, но с запахами и тактильными ощущениями. Я начал забывать слова, от вида воды в стакане у меня едва не начиналась истерика. Я то впадал в ужас, забившись в угол, истекая едким потом и уткнувшись лицом в колени, то хватал пистолет (разряженный еще до того, как мое сознание слетело с катушек) и пытался палить по любой подозрительной вещи в комнате, будь то тень от фикуса или шорох занавески.

Агрессия сменялась страхом, страх апатией, апатия глубокой депрессией, а та пробуждала во мне ярость. Я часто впадал в прострацию, запутавшись в безумии моих чувств, пытаясь отличить вымысел от реальности, затем «оживал» на несколько часов, которых хватало лишь на то, чтобы напиться воды (в такие мгновения не казавшейся мне опасной) и поесть перед следующим нырком в бездну.

Содержимое из ампулы отправилось в путь по вене сразу же, как только меня скрутило, но на этот раз «Якорь» слабо помог, предвестники не пропали. Зато возникло ощущение, словно мне на лицо положили набитую пухом подушку и как следует навалились на нее сверху.

Предвестники безумствовали. Зловещий шепот раздавался из каждого темного угла, стоило мне закрыть глаза. Я слышал отдаленное пение монахов, то и дело заглушаемое колокольным звоном, от которого мое сердце билось в ребра, точно напуганная птица в клетке.

А еще была тень.

Она выросла. Сравнялась ростом с человеком и не очень-то скрывалась, просто забиралась в самые неосвещенные места комнаты и наблюдала за тем, как мой организм борется с тем странным ядом, что порождает ингениум.

Некоторые участники проекта «Созерцатель» сходили с ума быстро, «сгорая» всего за несколько часов, но мне, старому волку, это не грозило. Я умел выживать, даже сорвавшись в пропасть и зацепившись за острый край лишь одной рукой.

Кроме «Якоря», как я уже говорил, я запасся льдом, сделав продавцам этого товара, возможно месячную выручку. Я вываливал его куски в заполненную холодной водой ванну, влезал в нее прямо в одежде и проваливался в ледяную пещеру, полную мрака, тишины и лишенную всякого намека на пламя, пытавшееся выжечь мой мозг.

Иногда я приходил в себя на кровати, но чаще всего на полу. Вокруг была ночь. Или день. Или вообще я не мог понять, где я и сколько времени прошло, а тень, что на четвереньках наблюдала за мной из-под стола, не показывая мне своего лица, лишь смеялась.

Я умер.

Затем воскрес, с ужасом понимая, что, несмотря на «Якорь», вот прямо сейчас могу коснуться огня и спалить к чертям собачьим дом вместе со всеми, кто в нем находится. Потянулся к нему, и тень, выпрыгнув, ударила меня кулаком в висок.

Я не смог защититься и увернуться, так быстра она была, моя голова откинулась назад, и я провалился в тяжелые грезы. Мне казалось… всякое.